В своем разборе шедевра Голдинга Андрей Аствацатуров показывает, что этот писатель почти буквально следует сюжету «Вакханок» Еврипида: «Интересно, что финальная сцена «Повелителя мух» отчасти повторяет этот еврипидовский по духу эпизод из второй главы. Охотники снова подожгут остров, теперь уже не случайно, а специально, но с противоположной целью – не спасти(сь), а убить, не ради жизни, а ради смерти. Они попытаются выкурить из лесу Ральфа на открытое пространство, где его легче будет добить копьями. Но их усилия парадоксальным образом снова приведут к совершенно другому результату – их спасут. Дым от огня увидят с военного корабля, оказавшегося поблизости. Пытаясь спастись, персонажи едва не погибнут. Пытаясь убить и поджигая собственный остров с четырех сторон, они спасутся: мир Голдинга экзистенциалистски абсурден и всегда готов опровергнуть любые человеческие смыслы».
Гибель Саймона (в его роли – Джеймс Бэдж Дейл)
в экранизации 1990-го года. Светящуюся палку следует, конечно, признать попыткой режиссера сыграть на популярности «Звездных войн» –
у Голдинга ничего подобного нет :)
Я согласна, что этот парадокс – едва ли не самое примечательное во всем романе и безусловно самое настораживающее. Но меня смущает аствацатуровская интерпретация одного из главных героев – Саймона, который четыре раза на протяжении короткого очерка поименован «христоподобным», а также «визионером» и «мистиком».
Да, Саймон – первый поименованный погибший на острове (еще раньше недосчитываются безымянного «малыша с отметиной на лице»), но ведь его смерть была если не случайной, то по крайней мере непреднамеренной: никто не собирался убивать именно его, в отличие от прицельно приконченного Хрюши и едва избежавшего смерти Ральфа. «Он <Саймон> является к дикарям со своими откровениями в самый неподходящий момент: племя, охваченное дионисийским безумием, поет и танцует. Саймона никто не слышит и не узнает. Его, как и Пенфея, принимают за зверя, терзают и в итоге убивают». Разве это похоже на историю Христа? Аствацатуров напоминает, что Саймон (Симон) – имя апостола Петра до крещения; но все-таки ведь – апостола, а не самого Учителя? (К тому же голдингов Саймон ни от кого не отрекался, так что я подозреваю, сигару здесь можно считать просто сигарой).
Что же касается визионерства, то действительно, именно Саймону в гниющей на шесте голове убитой свиньи пригрезился сам Властитель ада. Но ведь Саймон был и единственным, кто, вместо того, чтобы успокаивать свой страх ритуальными танцами вокруг костра, отправился ночью один через весь остров, чтобы, наконец, разобраться, что же там шевелилось в пещере? Так что Саймон – отнюдь не мистик, а носитель стремления к объективному знанию, и его трагическая судьба, мне кажется, больше напоминает участь Гипатии или Галилея, чем Христа. А вы что скажете, уважаемые?
в экранизации 1990-го года. Светящуюся палку следует, конечно, признать попыткой режиссера сыграть на популярности «Звездных войн» –
у Голдинга ничего подобного нет :)
Posts from This Journal by “книги” Tag
-
Здесь паки гений просвещенья
До меня дошло то, что вы, уважаемые, наверняка поняли уже давно. Подозрительное отношение к науке в постсоветской России вызвано тем, что…
-
Не уходи, побудь со мною
Самой радикальной из всех антиутопий до сих пор была «Машина времени» Уэллса: человечество разделилось на две породы, одна из которых выращивает…
-
Мы с тобой одной крови
Что бы ни говорили о подражании Диснею, а наш мультфильм под музыку Губайдулиной, который я помню еще как отдельные серии по черно-белому…
Comments
Саймон - это мальчик, выяснивший, что ужасный "монстр", который так напугал ребят в пещере - это всего лишь раздуваемый ветром парашют разбившегося летчика. Саймон обнаружил это, в одиночестве отправившись в пещеру ночью, когда все остальные плясали вокруг костра, заклиная "монстра" (Голдинг так моделирует происхождение религии). Разобравшись, в чем дело, Саймон побежал назад, спеша сообщить остальным о своем открытии. Но, одурманенные страхом, они не узнали его в темноте и, приняв его самого за "монстра", напали на него с палками и убили.
"но не уверен, что осилю"
Вместо перечитывания романа можно посмотреть одну из экранизаций - ту, из которой клип, или более раннюю черно-белую, поставленную Питером Бруком. Они обе очень хорошие и близкие к тексту, и обе есть целиком на ютьюбе. Собственно, сама я впервые познакомилась с этим произведением именно как с экранизацией в 1990-м году, а уж потом прочла роман и посмотрела вторую экранизацию.
Edited at 2018-08-09 10:00 am (UTC)
Да, официальные кинокритики тоже обратили внимание на это обстоятельство, а я как-то не заметила :) Этот второй фильм вообще больше ругают, чем первый, но мне кажется, несправедливо: во всяком случае на меня он произвел очень сильное впечатление. То обстоятельство, что он, в отличие от фильма Питера Брука, сделан в цвете, идет ему на пользу: в конце концов, дело ведь происходит на тропическом острове!
"требование равного представительства рас в синематографе приведёт к потемнению кожи какого-нибудь доктора уотсона"
Доктора Сарториуса вот уже сделали темнокожим, заодно переменив и его пол :) Конечно, это смотрится довольно странно, но я не уверена, что это так уж излишне. Судя по результатам объективных тестов, бессознательное предпочтение белокожих людей остается с нами, и оно может сказываться на принимаемых нами решениях не самым адекватным образом.
о ведь Саймон был и единственным, кто, вместо того, чтобы успокаивать свой страх ритуальными танцами вокруг костра, отправился ночью один через весь остров, чтобы, наконец, разобраться, что же там шевелилось в пещере? - Это не противопоставление науки мистике, а противопоставление протестантизма язычеству. Протестантская традиция (мейнстрим, конечно, о всяких шейкерах речь не идёт) подразумевает неприятие ритуалов и готовность встретиться со злом в одиночку.
Возможно, Вам будет интересна моя статья о Голдинге (свежая). Хотя редактура там неудачная, кое-где фразы покорёжили.
О постановке Додина я ничего не знала и впервые познакомилась с этим произведением именно по экранизации 1990-го года, которую увидела, работая в Венгрии. Уже потом прочла книгу и посмотрела более раннюю и более точно следующую тексту экранизацию Питера Брука.
"Рациональное научное знание Голдинг, мягко говоря, не чтил. Оно персонифицировано в образе Хрюши"
Мне кажется, Хрюша - это воплощение связи времен, традиции, если угодно - поклонения авторитету. В силу своей астмы он больше всех других детей проводил время среди взрослых и потому лучше всех усвоил их наставления. Голос Хрюши - это голос суперэго. В какой-то мере его слышит и Ральф, но именно Хрюша выступает главным транслятором опыта предыдущих поколений. А Ральф, я бы сказала - это воплощение нашей (ограниченной, конечно) способности ставить себе отдаленные цели, не отвлекаясь на сиюминутные.
Саймон же - символ не рациональности, а инстинктивной любознательности, свойственной человеческому роду. Загадка "монстра" не дает ему покоя - настолько, что он в одиночестве отправляется на разведку, когда все другие пытаются заглушить свой страх подручными средствами. Хрюша способен только транслировать знание, добытое прежними поколениями, но не добывать новое. Добытчик же знания - именно Саймон.
"Протестантская традиция <...> подразумевает неприятие ритуалов и готовность встретиться со злом в одиночку"
Разве? Я, конечно, вовсе не знаток христианских деноминаций, но мне казалось, протестантизм - это готовность в одиночку встретиться с Богом, а не с дьяволом? А пляски вокруг костра у Голдинга - надо полагать, прямая аналогия нацистских факельных шествий.
Надо сказать, что мне этот роман вовсе не кажется таким уж безнадежным. Я воспринимаю его как предупреждение, напоминание о том, что нам следует быть все время на страже, все время помнить о своей потенциальной возможности совершить зло.
Что касается Вашего прочтения романа, оно любопытно, но оно только Ваше. Я даже не знаю, как спорить. Поспорила бы только с тем, что Хрюша символизирует традицию и поклонение авторитету. В том-то и дело, что он авторитета лишён с самого начала. Его в школе чморили, на острове он мог бы быть полезен благодаря знаниями и способности хладнокровно рассуждать, но его никто не слушает.
А пляски вокруг костра у Голдинга - надо полагать, прямая аналогия нацистских факельных шествий. - Это-то да. У Голдинга прямая последовательность того, как нацизм сокрушает сначала нравственность (Саймон), потом разум (Хрюша), потом нормальный мир обывателя (погоня за Ральфом).
Но, между прочим, смерть Саймона не первая. Почему-то никто не помнит, что в самом начале при неудачной попытке развести костёр гибнет один из малышей.
Я, увы, не в состоянии смотреть фильмы ужасов, поэтому не в курсе их сюжетов. Но то, что ведь и Лютер кидался в черта чернильницей именно персонально, наверное, свидетельствует в пользу Вашего утверждения.
"Я даже не знаю, как спорить"
А зачем спорить? Читательское восприятие всегда сугубо субъективно, и никто не может гарантировать, что именно его восприятие - "единственно правильное". Я даже рискну утверждать, что и тот смысл, который вложил в свое произведение сам автор, не может претендовать на этот статус - книги, как и дети, после написания живут своей жизнью :)
"он авторитета лишён с самого начала"
Да, конечно, и Голдинг умело использует этот контраст. Сам Хрюша - нелепый и смешной (я бы даже сказала, довольно противный), явный объект для травли, но именно он лучше всех усвоил заветы взрослых. Разумеется, он сам не имеет никакого авторитета у детей, но зато он тверже всех помнит и больше всего полагается на авторитет взрослых. Он - не обладатель авторитета, а носитель веры в него.
Что же касается обладания авторитетом, то борьба за него у Голдинга расписана буквально по нотам. Ральф заботится о глобальных, отдаленных целях (спасении с острова), а Джек - о сиюминутных, но самых насущных (утолении голода). Сразу после крушения остальные еще способны идти за Ральфом, но по мере того, как борьба за существование становится все более напряженной, они перекидываются к Джеку.
"нацизм сокрушает сначала нравственность (Саймон), потом разум (Хрюша), потом нормальный мир обывателя (погоня за Ральфом)"
А почему же Саймон кажется Вам более нравственным, чем все остальные? Я не помню в книге ничего, что указывало бы на это - но, возможно, я просто забыла?
К тому же Ральф отнюдь не кажется мне средним обывателем: на эту роль больше годятся, например, близнецы, у которых не хватило мужества на открытое восстание, но которые все-таки пришли тайно сообщить Ральфу, что на него готовится охота. (Впрочем, я вообще не люблю слово "обыватель" и даже писала здесь об этом). Ральф же - это тот, кто способен не только думать о глобальных целях, но и воспринимать свое сообщество как целое, заботиться о его общих интересах. Иными словами, Ральф - это образец "хорошего лидера". Да, Голдинг показывает, что он не справляется и даже сам становится жертвой толпы, но это не отменяет того, что Ральф - все-таки самый подходящий кандидат на руководящую должность. Интресно, имел ли Голдинг в виду какого-то конкретного политического деятеля, вроде Густава Штреземана?
"Почему-то никто не помнит, что в самом начале при неудачной попытке развести костёр гибнет один из малышей"
Эта смерть вызвана объективными трудностями борьбы со стихией, а не социальной динамикой внутри детского сообщества - иными словами, его никто не убивал. Я думаю, именно поэтому этот персонаж, "малыш с меткой на лице", так и не назван автором по имени - а значит, он не особенно задерживается в памяти читателя. Но все равно спасибо за уточнение - я добавила упоминание этого малыша в текст поста.
Edited at 2018-08-11 01:49 pm (UTC)
Почему Саймон олицетворяет нравственность? Да потому что он понимает природу зла, это он объясняет ребятам, что "зверь - это мы сами". Для христианской религиозной традиции самокритика, осознание зла в себе - это и есть нравственность. У Готорна, собственно, почти все произведения на эту тему. У Честертона эта мысль часто появляется в рассказах об отце Брауне. И т.д.
Да, согласна: у Голдинга отчетливо показана наклонная плоскость зла. Саймона ведь тоже убили еще просто по ошибке, а вот Хрюшу - уже нет. Мне кажется очень примечательной фигура Роджера, того, кто "заострил палку с обоих концов". Пока дела обстоят более или менее благополучно, мы даже не знаем о его существовании, но как только атмосфера сгущается, он немедленно выходит на первый план.
"потому что он понимает природу зла, это он объясняет ребятам, что "зверь - это мы сами"
А разве он прямо говорит такие слова? Я этого не помнила, мне казалось, это тот вывод, который должны сделать сами читатели.
– Может, – решился он наконец, – может, зверь этот и есть.
Вокруг неистово заорали, и Ральф встал, потрясенный:
– Саймон – ты? И ты в это веришь?
– Не знаю, – сказал Саймон. Сердце у него совсем зашлось, он задыхался. – Я…
И тут разразилась буря:
– Сиди уж!
– А ну, клади рог!
– Да пошел ты!..
– Умолкни!
Ральф крикнул:
– Дайте ему сказать! У него рог!
– То есть… может… ну… это мы сами.
– Вот полоумный!
пруф