О смертный! Если небо ты презрел

В своем разборе шедевра Голдинга Андрей Аствацатуров показывает, что этот писатель почти буквально следует сюжету «Вакханок» Еврипида: «Интересно, что финальная сцена «Повелителя мух» отчасти повторяет этот еврипидовский по духу эпизод из второй главы. Охотники снова подожгут остров, теперь уже не случайно, а специально, но с противоположной целью – не спасти(сь), а убить, не ради жизни, а ради смерти. Они попытаются выкурить из лесу Ральфа на открытое пространство, где его легче будет добить копьями. Но их усилия парадоксальным образом снова приведут к совершенно другому результату – их спасут. Дым от огня увидят с военного корабля, оказавшегося поблизости. Пытаясь спастись, персонажи едва не погибнут. Пытаясь убить и поджигая собственный остров с четырех сторон, они спасутся: мир Голдинга экзистенциалистски абсурден и всегда готов опровергнуть любые человеческие смыслы».

Я согласна, что этот парадокс – едва ли не самое примечательное во всем романе и безусловно самое настораживающее. Но меня смущает аствацатуровская интерпретация одного из главных героев – Саймона, который четыре раза на протяжении короткого очерка поименован «христоподобным», а также «визионером» и «мистиком».

Да, Саймон – первый поименованный погибший на острове (еще раньше недосчитываются безымянного «малыша с отметиной на лице»), но ведь его смерть была если не случайной, то по крайней мере непреднамеренной: никто не собирался убивать именно его, в отличие от прицельно приконченного Хрюши и едва избежавшего смерти Ральфа. «Он <Саймон> является к дикарям со своими откровениями в самый неподходящий момент: племя, охваченное дионисийским безумием, поет и танцует. Саймона никто не слышит и не узнает. Его, как и Пенфея, принимают за зверя, терзают и в итоге убивают». Разве это похоже на историю Христа? Аствацатуров напоминает, что Саймон (Симон) – имя апостола Петра до крещения; но все-таки ведь – апостола, а не самого Учителя? (К тому же голдингов Саймон ни от кого не отрекался, так что я подозреваю, сигару здесь можно считать просто сигарой).

Что же касается визионерства, то действительно, именно Саймону в гниющей на шесте голове убитой свиньи пригрезился сам Властитель ада. Но ведь Саймон был и единственным, кто, вместо того, чтобы успокаивать свой страх ритуальными танцами вокруг костра, отправился ночью один через весь остров, чтобы, наконец, разобраться, что же там шевелилось в пещере? Так что Саймон – отнюдь не мистик, а носитель стремления к объективному знанию, и его трагическая судьба, мне кажется, больше напоминает участь Гипатии или Галилея, чем Христа. А вы что скажете, уважаемые френды?

Гибель Саймона (в его роли – Джеймс Бэдж Дейл)
в экранизации 1990-го года. Светящуюся палку следует, конечно, признать попыткой режиссера сыграть на популярности «Звездных войн» –
у Голдинга ничего подобного нет :)