Адекватен и Владимир Ковнер:

"Герой песни готов воевать, выполнить свой долг, воевать до конца (…пока трубач отбой сыграет), но, похоже, впервые в советской литературе открыто, без стеснения говорит, что умирать не готов, не хочет, никакая героическая смерть его не устраивает (Надежда, я останусь цел: не для меня земля сырая...). Сравните с песней «Мы смело в бой пойдем, за власть советов, // И как один умрем в борьбе за это»."

Ну и, конечно, Мариэтта Чудакова:

"Так сила, с которой звучит зачин одной из двух ударных строк – «Я все равно…», – находит объяснение в громадном биографически-эмоциональном подтексте. Мотив верности – со все более уходящей вглубь этого подтекста мотивировкой верности памяти погибшего отца – станет важнейшим. На той же глубине – надежда на недоданную в детстве ласку родителей-комиссаров как предсмертную. Биографические подтексты придают политическим, казалось бы, – и в этом смысле обреченным потерять свою действенность – образам поэтическую неразрушаемость, подымают строку к лирике.

Утверждается не идеологическая связь, а невынимаемость человека из условий рождения: «комиссары» были у его колыбели и пребудут близ нее (в прошлом) и близ его последнего одра – в будущем."

Edited at 2018-10-27 02:02 pm (UTC)

"Абсолютная ценность жизни, в пределах которой разворачивается все и вне которой просто ничего нет"

Как жаль, что так считают многие люди. Но слава Богу, что это не так. Жизнь (эта, текущая, которая так или иначе закончится смертью) не имеет абсолютной ценности. Абсолютная ценность для человека - только Бог. И ничто не может заменить ее, нет ничего равновеликого ей. Как, наверное, ужасно жить в мире зная, что всё это закончится "просто ничем". Зачем тогда революционное геройство? Свидетельство мучеников -- другое дело, потому что все обретает смысл только в контексте вечности. Если вечности нет, нет ни в чем никакого смысла. Поэтому всякая революция и не оканчивается ничем хорошим, а только смертью миллионов и "предательством элит в эпоху катастроф".

Я хорошо помню послеперестроечное телевизионное интервью с Окуджавой, где ему задали вопрос об этой песне, и он начал раздраженно ссылаться на свой былой идеализм и ошибки молодости. Хотя мог бы начать доказывать, что не собирался окружать «коммисаров в пыльных шлемах» романтическим ореолом, а подразумевал совсем иной смысл.

У Окуджавы было немало грехов, но не было привычки выставлять их в выгодном для себя свете. Он был не политиком, а поэтом, уважающим собственное право чувствовать то, что чувствует

Вообще-то это песня. То есть жанр, рассчитанный на массовое восприятие, а не глубинную философско-лингвистическую проработку на уровне "здесь упомянем Бахтина" (на этом месте я немножко "упал под стол"). Вот смотрите — видео, 1963 год, я тогда пешком под стол ходил, а может даже и не ходил ещё... но вполне могу интерполировать умонастроение людей в зале, которые подпевают на двух последних строчках песни рефреном:
Я все равно паду на той, на той единственной гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной.
Всё тут однозначно — романтизация гражданской (братоубийственной) войны в пользу естественно комиссаров. Вряд ли кому в зале тогда, думаю что и на сцене (Евтушенко там эффектно смотрится) пришла бы в голову современная лихая интерпретация, что комиссары это палачи и склонились они чтобы добить...
Фильм то вспомните Хуциева, где эти документальные кадры вполне вписываются в его правоверный "ленинский" контекст. (Хороший фильм, мне он нравится, прежде всего искренней наивностью, которая тогда, в шестидесятые, и закончилась)
И автор песни вполне отдавал себе отчёт, как, на каком уровне ассоциаций будет восприниматься его песня массовой аудиторией — нашими советскими людьми, которые на такси в булочную не ездят и с удовольствием смотрят революционно-патриотические фильмы (так кажется было, уже не помню...) про борьбу за правое дело комиссаров в пыльных шлемах.
А мы вот сейчас будем вырывать из контекста, "вспомним Бахтина" зачем-то — зачем? Чтобы обелить постамент под памятником (нерукотворным) поэта? Вряд ли это ему нужно...

Edited at 2018-10-27 04:15 pm (UTC)

Насколько я помню под комиссарами он имел в виду двух своих растрелляных при Сталине дядьёв-болшевиков, но даже если и нет, то гении смотрели на эти события несколько сверху. Пример - поэма Блока "12". Его тоже осуждали за неё, но там не было компромисса с большевиками. Просто взгляд сверху - Good view.

Как сказал один из персонажей Звягинцева "Комиссары - они по разным поводам склоняться могут". (в смысле - и над трупом врага - тоже).

Ср. 1-й куплет в исполнении автора и в печатном варианте.
(Кстати о сценречи).

Окуджава ещё про "комсомольскую богиню" писал. Применяю бритву Оккама и прихожу к выводу, что в этих песнях он таки имел в виду революционную романтику. В других известных песнях была военная романтика. "Песня московских ополченцев" или "Одна победа". А в третьих известных песнях (упомянутый "Разговор перед боем" или "Отшумели песни нашего полка") мрачный и совсем не романтичный взгляд на войну.

Кто-то его за это посмертно травит? Репутации навредило? А кто-то наоборот защищает, натягивая окуджавскую сову на либеральный глобус? Про таких критиков и сказано Довлатовым: "Ну, антисоветский. Какая разница."

Edited at 2018-10-27 08:58 pm (UTC)

Тут упоминался Дм. Быков. У него есть лекция "Окуджава как народный поэт", в которой утверждается, что народная песня всегда многозначна и образы Окуджавы тоже принципиально многозначны, не допускают однозначного толкования. (Наверное, это есть и в книге Быкова, но я это услышал в лекции.) И когда читаешь, что "комиссары" - это родители или даже дядья, становится неловко. В фильме Хуциева эта песня была очень уместна потому, что отвечала шестидесятническим устремлениям к революционному прошлому, гражданской войне с её якобы романтикой (вспомним Багрицкого, Светлова, природа романтического восприятия гражданской войны - отдельный трудный вопрос), минуя, перепрыгивая через чёрное сталинское время. Как совместить "не для меня земля сырая" и "я всё равно паду на той, на той далёкой, на гражданской"? - Не для меня сырая земля в этой действительности, лучше я погибну там, на гражданской. Нет, конечно, это связано с биографией, с судьбой родителей, но не так прямо, как кажется.

И вот эта реплика: "они бы ещё больше аплодировали, если б меня арестовали" тоже открывает какую-то горькую сторону его многозначности. Сравните:

Мой мальчик, нанося обиды,
о чем заботятся враги?
Чтоб ты не вылез недобитым,
на их нарвавшись кулаки.

Мой мальчик, но -- верны и строги --
о чем заботятся друзья?
Чтоб не нашел ты к ним дороги,
свои тревоги пронося.

Быков говорил, что его тексты каждый может прочитать по-своему, подставив в них свой опыт. Вот ещё одно (из нескольких) обращений к "Надежде": "... и товарищ Надежда по фамилии Чернова". Это совершенно страшная песня. Она им очень редко исполнялась, я её даже не нашёл в Сети в авторском исполнении. Песня о том, что нас всегда мобилизуют на войну, коллективизацию, перестройку, мы сами себя мобилизуем, и с нами всегда надежда на то, после этих трудностей наступит наконец лучшая жизнь - но у Надежды всегда оказывается фамилия Чернова. В этой песне тоже множество не совсем понятных деталей, принципиально не имеющих однозначного смысла - каждый ассоциирует их с чем-то из личного опыта.

User noname_rambler referenced to your post from No title saying: [...] за это, хотя моя позиция по этому поводу достаточно определённая. Пепел Клааса наверное... отсюда [...]

Я, признаться, совсем равнодушен к творчеству Окуджавы, но всегда переживал за (по-моему) бесконечно более крупную фигуру (часто он мне казался вообще единственным достойным упоминания в русской литературе 20 века) - Шаламова, из-за его всегда казавшихся мне невозможными, абсурдными симпатий к левакам (эсерам, или, как говорят, какому-нибудь Че Геваре, который для меня относится к тому же сорту, что и Луговой).

Время выветривает и не такие перлы!

Кузина моей мамы приехала в СССР из Швеции строить коммунизм в 28 году 18 летней ярой коммунисткой, а её будущий муж из Австрии. Оба работали в Коминтэрне. Потом всё было весьма типично для совдепии. Моя тётя Ася излечилась от коммунизма , как я понимаю, уже к смерти усатого и , вообще, от марксизма годам так к семидесятым. Помню, как мы вместе слушали Svenska radio, DW, Voice of America, чем приводили в тихую ярость мою маму. Помню её рассказы о нашей семье. Помню как она говорила мне , когда я слишком хулиганил или получал двойку, с жутким акцэнтом - Пюдэшь плохо учится-пту, арми, турма. Я понимаю сейчас, как для неё было тяжко осознать и принять, что лучшие годы её жизни были потрачены на марксистские фантазии, на все эти "отступления от ленинских норм". И самое страшное в этом то, что пропагандисты всего этого людоедского учения , этих "комиссаров в пыльных шлемах", искалечившие жизнь миллионов людей, так и не покаялись в своих деяниях и лишь ссылались , что времена были такие и умысла не было, и тд. А вы продолжаете их оправдывать.

Edited at 2018-10-30 02:02 pm (UTC)

Пожалуйста, извините за длинную цитату. Я надергал у автора, надеюсь, корректно.

Надежда Мандельштам "Вторая книга".
"Сравнивая поэта с актером, я имела в виду отдаленную цель, а именно известную в свое время да и сейчас популярную теорию литературоведенья, которая приписывает поэтам свойства, близкие актерским. Эта теория была и будет большим соблазном для всех, кто занимается исследованием поэзии, так как дает возможность игнорировать автора, его рост, мысли, чувства, колебания и тяги. Теория эта зародилась в двадцатые годы, когда царила полная путаница и смятение умов и шел быстрый процесс умаления и уничтожения личности. Придумал эту теорию Тынянов, и она пошла бродить и расширяться с его легкой руки. Она состоит в том, что поэт говорит не от себя, но пользуется рупором, как бы посредником между собой и читателем. Посредника назвали "лирическим героем" и выяснили, что поэт по мере надобности может менять своего героя.

На теории "лирического героя" явно отразилась эпоха, то есть двадцатые годы с их массовой "сменой вех" или сдачей на милость победителя ради хоть кое-какого благополучия. Люди сознательно меняли свои "биографии" и старались жить новой жизнью, пока не вмешивалась судьба, мойра, подписывавшая ордер и обрывавшая нить. Талантливость выражалась в том, чтобы избежать рока. Сам Тынянов приспособлялся хуже других и подвергался непрерывным погромам, пока не стал писать романов, которые пришлись ко двору. Его громили "вульгарные социологи" за то, что он ищет особых способов развития литературы, игнорируя классовую борьбу. На деле его следовало бы разоблачать за то, что он выдал крохотную долю реальных отношений в нашу эпоху и назвал "маску". Правда, маску не снимали, а только надевали, потому что в предшествующие годы в ней не нуждались. Зачем нужна маска, если существует частная жизнь и общество не располагает средствами пресекать инакомыслящих, если они не ввязываются в открытую борьбу? В двадцатые годы люди действительно надели на себя маски, и у масок было удивительное свойство прилипать к лицу. Сейчас эти маски еще заменяют собой лица многим писателям старших поколений.

Хотя Тынянова травили за литературоведческие теории, обвиняя его, как всех, в отсталости, но их связь с эпохой несравненно глубже, чем у кого-либо из литературоведов. "Маска" и меняющаяся по собственному желанию биография - лишь детали в теории "лирического героя". В основе лежит глубокая уверенность в зыбкости всяких убеждений, в отсутствии какой-либо веры и в неспособности человека расти, углубляться и отстаивать то, к чему он пришел. Все это почерпнуто Тыняновым в жизни, которую он видел. Эта теория могла возникнуть только в годы распада личности, когда несравненно легче обнаружить изломы и швы, чем поверить в единство человека на протяжении всей его жизни.

Теория "лирического героя" оказалась живучей и долго пользовалась тайным признанием, потому что только она одна противостояла "классовому подходу" с его статьями-доносами. Иногда даже удавалось отвести удар от автора, возложив ответственность за какой-нибудь неподходящий оттенок мысли на "лирического героя". Люди, подобно актерам, жили двойной жизнью, но у актеров двойственность и маска, в которую превращается лицо, являются условием их искусства, а у современников Тынянова они были защитным сооружением. "Лирический герой" равносилен роли, которую взял бы на себя поэт, но из этого ничего бы не вышло, потому что у поэта нет ничего общего с актером. Актеру тоже не пошло бы впрок, если б он попробовал уподобиться поэту. Это разные виды деятельности - в маске и без маски".

образы отлично сняты. Жаль, что повторяются