Пытаюсь вспомнить, кому же первому пригрезилось здесь прославление комиссаров? Вроде была какая-то статья в перестроечном журнале, но кто был ее автором? Куда более адекватным мне кажется анализ Екатерины Семеновой:
«Скажем, в «Сентиментальном марше» нет ни революционной агрессивности (никаких «ваше / слово, товарищ маузер»), ни своего рода предвкушения грядущих завоеваний, результата жертвы (как в поэме «Хорошо!») – такой «минус-прием», ощутимый на фоне историко-культурного контекста, на фоне традиционной агрессивности революции. В этом контексте четко ощутима ситуация выбора (вне контекста она была бы невозможна). Автор солидаризуется не с Маяковским и не с известным лозунгом «Железной рукой загоним человечество к счастью». И понятно, почему никаких предвкушений нет. В этой песне время кончается в момент смерти персонажа, когда он «все равно падет», пусть даже до этого пройдет «целый век», и никаких предвкушений быть не может; вспомним позднейший «Разговор перед боем», там то же самое: «Господин генерал, будет вам победа, / да придется ли мне с вами пировать?». Абсолютная ценность жизни, в пределах которой разворачивается все и вне которой просто ничего нет, заставляет говорить о милующей интенции этой вещи и других его песен».
Песня прозвучала у Хуциева в фильме, но написана была, если я правильно понимаю, не специально для него, а несколькими годами раньше, и посвящена Евгению Евтушенко. Не знает ли кто-нибудь из вас, уважаемые френды, конкретных обстоятельств ее создания?
Окуджавская муза в целом довольно меланхолична, и эта бодрая, оптимистическая песня – одно из немногих исключений. Мне жаль, что из нее сделали жупел. А что до комиссаров в ней, то для меня они означают решимость автора мужественно принять на себя ответственность за свою историю, как личную, так и историю своей страны, какой бы она ни была.
