Раньше я думала, что основная причина претензий к генетикам была – их якобы оторванность от сельскохозяйственной практики: почему это они тратят народные деньги на мух, когда надо срочно заниматься коровами? (Претензий, разумеется, предъявляемых и по сей день). И действительно, этот упрек громко звучал на сессии – например, в адрес бедного А.Р. Жебрака. Но, как выяснилось, этим конфликт далеко не исчерпывается.
Прежде всего, налицо явное недопонимание существа дела. Мутагенное действие радиации и некоторых химических веществ было уже хорошо известно к тому времени и, в частности, ясно изложено на сессии в докладе того же Рапопорта. И сам Лысенко, и его сторонники вроде бы знают об этом, но, тем не менее, то и дело сбиваются на представление о гене как принципиально неизменяемом, не подверженном действию физических законов – а это, конечно, и в самом деле есть чистой воды идеализм.
А за принцип наследования приобретенных признаков лысенковцы столь яростно борются потому, что в их воображении гены – это нечто вроде наследственной аристократии, которую необходимо упразднить. Влияние же среды – это возможность построения с нуля нового мира, провозглашенная как цель марксизма. Отвергнуть влияние среды – это значит отказать выходцу из народа в возможности стать академиком.
В биологию такое истолкование пришло постепенно, из гуманитарных областей. Вот Александр Эткинд цитирует выступавших еще в 1927 году на педологическом съезде Н.А. Семашко: «Внимание к влиянию внешней среды отличает сейчас развитие общепедагогических наук и медицинских наук в том числе» и Н.К. Крупскую: «В недооценке влияния внешней среды кое-кто видит противоядие против все глубже внедряющегося в школу марксизма». Так что, отвергать влияние среды в тот момент – действительно означало покушаться на самые основы политического строя.
(фото из статьи на сайте «Ваш год рождения»)