Понятно, что в наше время все знают, что объективно ребенок получает половину генов от отца, а половину – от матери, но вот субъективное восприятие – совсем другое дело. Такое впечатление, что доля собственного генетического вклада в производство ребенка в сознании разных женщин может вариировать от почти ста процентов – у тех, кто обращается в банки спермы или оставляет ребенка, зачатого в результате изнасилования, до почти нуля – у тех, кто предпочитает вовсе не иметь детей, если уж не удалось обеспечить им того отца, какого хотелось. Все остальные распределяются между этими двумя крайними точками.
Гомункулюс внутри сперматозоида (1694) –
иллюстрация бытовавшего некогда представления, что мать
выступает только «инкубатором» потомства,
свойства которого целиком определяются отцом
(изображение с сайта Tatjana Buklijas and Nick Hopwood)
На первый взгляд, такая широкая норма реакции в столь фундаментальном вопросе кажется странной, но на самом деле в ней есть, видимо, глубокий биологический смысл. Первая крайность, очевидно, оказывается весьма полезной, когда виду начинает грозить уничтожение, а вторая – перенаселение. Как и в случае с гомосексуальностью, не совсем понятно, как эта вторая может наследоваться, но, видимо, есть какие-то сопряженные признаки, кодируемые теми же генами, которые и позволяют им сохраняться в резерве генофонда.
иллюстрация бытовавшего некогда представления, что мать
выступает только «инкубатором» потомства,
свойства которого целиком определяются отцом
(изображение с сайта Tatjana Buklijas and Nick Hopwood)
