Иные видят в этом очередное свидетельство низкой эффективности советской пропаганды. Я же думаю, беда в том, что она была только пропагандой, то есть – чисто теоретической подготовкой; в реальности же средний советский житель никогда не видел живого иностранца – пролетария или нет. Да что иностранца: на просторах основной республики даже представители остальных четырнадцати попадались нечасто. Иными словами, этническая среда была слишком гомогенной.
А ведь наш стереотип восприятия складывается непосредственно под влиянием этой среды: каких людей мы видим вокруг себя, таких, условно говоря, мы и считаем людьми. Какие-либо отклонения вызывают подозрения, и это не случайно: весь наш прежний многомиллионный опыт биологической эволюции научил нас, что в непривычном чаще всего таится опасность. Но к самой по себе гетерогенности, если она постоянна, мы способны адаптироваться: ведь, скажем, смена дня и ночи не наводит же на нас ужас?
Показательна в этом смысле эволюция метафор, использовавшихся для описания американского общества. Выражение «плавильный тигель», известное с конца 18-го века, сделала особенно популярным пьеса Израэля Зангвилля с таким названием, впервые поставленная в 1908 году. Нынче, однако, больше говорят о «миске салата» («salad bowl»), подразумевая, что для мирного существования вовсе не нужно добиваться усреднения, гомогенизации населения. Но вот экспозиция к гетерогенности, непосредственный контакт с представителями других наций и культур точно нужны, если мы хотим избежать иррациональной враждебности.
Я вовсе не хочу сказать, что всякая культурная практика обладает одинаковой ценностью. Культура – результат адаптации к конкретной среде существования, а эта среда постоянно меняется. Один из главных векторов изменений – все возрастающая плотность населения, и суть конфликта между традиционными и современными обычаями чаще всего и состоит в том, что бывшее полезным при низкой плотности не годится для высокой.
