Сам трактат Аристарха, «последнего из пифагорейских астрономов», до нас не дошел. Однако упоминания о нем Архимеда, среди прочих, не оставляют сомнений, что Аристарх знал, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Его слава в античном мире была столь велика, что даже через триста лет Витрувий именно с него начинает свой список величайших умов.
Только один логический шаг отделяет Аристарха от Коперника, Гиппократа – от Парацельса, а Архимеда – от Галилея; но на совершение этого шага потребовалось почти два тысячелетия. Почему? Что случилось в III веке до н.э. (Аристарх умер в его 30-м году), что направило интеллектуальные усилия человечества по совсем другому руслу?
Кестлер пишет о «политическом, экономическом и моральном банкротстве классической Греции накануне македонского завоевания». Философия Платона и Аристотеля отражает «бессознательную жажду стабильности и постоянства в рушащемся мире, где изменение может быть только к худшему, а продвижение возможно только в сторону катастрофы».
Допустим. Но почему же эти настроения «империи времени упадка» были столь охотно восприняты молодыми варварскими государствами Европы, когда их жители наконец обнаружили древние рукописи?
