Миллионы зрителей во всем мире хохочут над фильмами с Луи де Фюнесом; я же смотрю их, стиснув зубы и умоляя про себя: «Ну перестань же, наконец, кривляться!». Похоже, восприятие смешного куда более индивидуально, чем восприятие страшного.
Родители, заботясь о воспитании эстетического вкуса у своего чада, начали таскать меня по художественным музеям в самом нежном возрасте. Увы, из этих ранних походов мало что отложилось у меня в сознании: все увиденные полотна слились в единое цветное пятно. Кроме одной картины, которая так поразила мое юное воображение, что запомнилась индивидуально.
Об «Исповеди глупца» я впервые узнала в юности, от Нины Берберовой, которая была знакома с последней женой Стриндберга и оценила эту книгу очень высоко: «В двадцатом веке люди раскрыли себя, как никогда до того не раскрывали. Все – о себе, все книги. Обнажение того, что раньше было тайной. Одним из первых сделал это Стриндберг (если не считать Руссо) в 1893 году. <...> Мы продолжаем в известной мере идти по этому пути (Стриндберга-Жида) и говорим о себе то, о чем молчали наши отцы и деды». Заинтригованная, я кинулась читать, но быстро обнаружила, что «Исповедь» – манифест самого патологического женоненавистничества, гораздо ядовитее «Крейцеровой сонаты» или «Сыновей и любовников».
У психологов и нейрофизиологов есть свои любимые предметы исследования: сон, память, процесс принятия решений – масса работ посвящена именно им. Спору нет, это все очень важные аспекты высшей нервной деятельности, но меня почему-то особенно занимает другое.
У Сомерсета Моэма в «Бремени страстей человеческих» есть незабываемый персонаж: Фанни Прайс, соученица Филипа по художественной школе. «Плевать мне на то, что они обо мне думают. Я все равно буду учиться. Я знаю, у меня есть талант. Чувствую, что я художник. Лучше умру, чем брошу живопись. Да я и не первая, над кем смеялись в школе, а потом оказалось, что это и был настоящий гений. Искусство – единственное, что мне дорого, и я с радостью отдам ему жизнь. Все дело в упорстве и умении работать». Она выполнила свое обещание – повесилась, когда закончились деньги на учебу.
«Папаша» Климт писал портреты светских львиц, а вот оба его протеже всматривались в собственное отражение. И увидели там такое, что их творения быстро попали в список «дегенеративного искусства», подлежащего уничтожению в Третьем рейхе.
После съезда деревенской бедноты в 1919 году в Зимнем дворце выяснилось, что его севрские вазы использованы в качестве уборных. А за два года до этого Марсель Дюшан предложил писсуар для выставки «Общества независимых художников». Сопоставляя эти два события, Михаил Эпштейн подчеркивает принципиальную разницу между разрушением искусства и созданием антиискусства, уподобляя ее разнице между жестом насильника и жестом юродивого.
Устройство художественных выставок – само по себе искусство. Удачный подбор и развешивание экспонатов способны создать целое, эффект которого превысит сумму воздействия его составных частей. Удивительно, что еще никому не пришло в голову выставить в одном зале все автопортреты Рембрандта (а их более 90, беспрецедентное число!), рассеянные по множеству музеев мира.
Мы уже обсуждали здесь проблему копирайта, но недавно попавшийся мне на глаза пост уважаемой rikki_t_tavi заставил меня снова задуматься. Речь идет об использовании чужих картинок в своем блоге.
