Один из немногих ясно сформулированных вопросов о сознании таков: можем ли мы определить, находится человек в сознании или нет, просто регистрируя электрическую активность его мозга (энцефалограмму)? Ответ на него весьма важен для клинической практики. Обзор достигнутого в этом направлении к 2016-му году написали авторы, работы которых мы уже обсуждали в этом журнале.
Богатый дом соседа может вызывать как желание поджечь его, «чтобы не высовывался», так и решимость усовершенствовать собственный дом, наглядно демонстрируя осуществимость подобного проекта. Одним словом, имущественное неравенство – не однозначно негативный фактор общественного развития.
Доказательство «от противного» успешно работает в замкнутой системе логических построений, а вот результаты применения попперовского «принципа фальсифицируемости» в процессе эмпирического познания уже не столь однозначны. Скажем, увидели мы черного лебедя – но сегодня его действительно относят к роду Cygnus вместе с белыми, а вот завтра, изучив получше, могут выделить в отдельный род и перестать называть «лебедем». Такое нередко случается – биологическая систематика постоянно пересматривается и всегда остается достаточно условной.
Жак Моно затрагивает в своей книжке еще один интересный вопрос: как отличить естественное от искусственного? С этой задачей сталкиваются археологи, пытающиеся определить, когда у первобытного человека появилось искусство, а также исследователи марсианских каналов и других инопланетных объектов. Если мы, наконец, найдем какие-нибудь изделия внеземных цивилизаций, сумеем ли мы распознать их как таковые?
По воспоминаниям Гейзенберга, Нильс Бор связывал Первую мировую войну с торжеством «прусского начала»: «Прусская норма, как мне представляется, следует прообразу рыцаря-монаха, принесшего обеты бедности, целомудрия и послушания, распространяющего христианское учение в борьбе против неверных и потому ощущающего над собой божественное покровительство». Гейзенберг, хотя и выросший в Баварии, признается, что нормы прусской жизни, первая из которых – подчинение индивида общей задаче, всегда производили на него сильное впечатление. А вот Бор характеризует себя и своих соотечественников иначе: «Свобода и независимость отдельного человека для нас важнее, чем могущество, добытое через всеобщую дисциплину». Он связывает это с популярностью в Дании свободолюбивых героев исландских саг, не хотевших жить под игом могущественных норвежских конунгов.
Мое отрицательное отношение к смертной казни – результат не рационального анализа, а художественного впечатления от фильма, случайно увиденного когда-то в юности.
Если считать ЖЖ зеркалом русской революции общественного мнения, то невозможно не изумляться числу людей, настаивающих на том, что Земля плоская, или отрицающих полет Нийла Армстронга на Луну. Cудя по всему, эта ситуация далеко не только локально-российская. Стивен Пинкер в своей последней (2018) книжке предлагает заслуживающее внимания объяснение.
Изменение человеческой культуры заметнее для глаза, чем эволюция живых организмов – особенно сегодня, когда культура радикально преобразуется уже при жизни одного поколения. Но, если механизм биологической эволюции мы уже более или менее выяснили, то о культурной, увы, этого не скажешь. Книжка Алекса Месуди – скорее эмоциональный призыв к ее изучению количественными методами, чем сколько-нибудь целостная ее модель.
Продолжаю начатую в прошлом году новогоднюю традицию – виртуальные подарки пятерым самым активным в течение прошедшего года комментаторам (настройки журналов которых это позволяют)! С небольшим дополнением: если кому-то подарок уже достался в прошлый раз, то в этом году он не участвует в конкурсе. С учетом этого условия знак моей благодарности получают:
В юности я думала, что залог успеха государства – «правильные» общественные институты. Чем старше я становлюсь, тем яснее понимаю, что этого недостаточно. Похоже, к тому же выводу приходит и все больше серьезных исследователей – во всяком случае, авторы книжки о крушении демократий тоже подчеркивают роль именно неписаных законов.
